Литовский волонтер Рамунас ШЕРПЕТАУСКАС: «Мы помним, как украинцы поддержали нас в 1991-м, — сейчас пришло время возвращать долги»

«Доброго дня!» — мой визит в литовский курортный город Друскининкай начался с приветствия на украинском. Здесь, в 130 километрах от Вильнюса, расположен Военный реабилитационный центр, в котором уже полтора года оказывают посильную помощь раненным на Донбассе ук­раинским военным.

«РОССИЙСКИЕ СОЛДАТЫ, БРАВШИЕ НАС В ПЛЕН, ДАЖЕ НЕ ПЫТАЛИСЬ СКРЫВАТЬ, КТО ОНИ И ОТКУДА»

Меня встретил Рамунас Шерпетаускас, который с осени 2014-го занимается организационными вопросами, связанными с пребыванием украинских солдат в этой стране. «Для меня время течет уже не днями или неделями, а месяцами, — говорит Рамунас по дороге в госпиталь. — Скоро будет полтора года, как я занимаюсь этой работой».

В автомобиле Рамунаса висит украинский герб, на лацкане пиджака — значок с украинским и литовским флагами, а также эмблема «Союза стрелков Литвы» — военной организации, в которой он командует ротой. Под эгидой Министерства обороны ССЛ занимается обучением гражданского населения методам самообороны и ведения войны, в том числе партизанской. В целом в армии Рамунас с 1996 года, на службу записался добровольцем.

По его словам, за год в медицинском центре Друскининкай получают помощь более 50 украинских военных, причем расходы на их реабилитацию полностью взяло на себя литовское правительство. В то же время сам Рамунас вплоть до сегодняшнего дня работает на общественных началах. «Я только недавно начал процесс оформления в департамент медицинской службы МО, до этого занимался этим как волонтер», — признается Шерпетаускас.

Друскининкай является самой большой старейшей рекреационной зоной Литвы. Еще с XIX века он считался самым популярным и роскошным курортом в Прибалтике. Во времена СССР в этом городе отдыхали сливки общества, что неудивительно: здесь есть источники лечебных вод, много леса и озер, протекает Неман, — место, идеально подходящее для реабилитации.

На данный момент в медицинском цент­ре литовской армии находятся пятеро раненых украинских военных. Один из них, Андрей Хваль, попал в армию еще во время первой волны мобилизации, весной 2014-го. «2 ап­реля мне пришла повестка, а 4-го я уже был в воинской час­­ти», — рассказал он.

По словам Андрея, по прибытии в часть его определили служить водителем в 93-ю бригаду, откуда после месяца учебки направили в Донецкую область нести службу на блок­постах. После не­удачной попытки продвижения на Пески его подразделение вернули на доподготовку, а уже 1 августа направили в район Иловайска. Там Андрей и его часть пробыли до конца августа, удерживая город от наступающих сил сепаратистов, которые впоследствии окажутся регулярными российскими военными, подоспевшими на помощь дээнэровцам.

Что было дальше — известно. Пробыв неделю в окружении под плотным обстрелом, 29 августа части ВСУ договорились с противником о «зеленом коридоре» и попали под огонь сразу после начала движения в колоннах. Андрей рассказывает, что россияне предварительно заняли все господствующие высоты и техника простреливалась, как в тире.

— Из будки автомобиля мне было плохо видно, что происходит вокруг, но машину прошивало насквозь. Меня и еще нескольких товарищей ранило, но от избытка адреналина я даже не колол себе обезболивающее.

Первое кольцо огня мы прошли, но потом машина просто сдохла. Когда мы вышли, стало понятно, что все уже уехали вперед. Минут через 10 появился отставший от колонны «Урал». Они везли раненых и подобрали нас. Но через полтора километра и эта машина накрылась.

Как рассказывает Хваль, в группе из полутора десятков военнослужащих самым старшим оказался майор из медицинской службы. Вместе с несколькими ранеными и без всяких средств навигации украинцы не могли передвигаться дальше и спрятались во дворе у местной жительницы, сосед которой позднее сдал их россиянам.

— Российские солдаты, бравшие нас в плен, даже не пытались скрывать, кто они и откуда. Позже они передали нас сепаратистам. Всех отвезли на какую-то базу, раненых разделили и оказали первую помощь. Тех, кто был без ранений, сразу отправили в Донецк, и как мне потом рассказывали, их водили на жесткие допросы, вплоть до применения электрического тока. Другим повезло еще меньше. От товарищей слышал, что некоторых сдавшихся в плен (не из нашей группы) россияне в упор расстреливали.

Тяжелых раненых оставили в больнице Харцызска, а нас перевезли в Донецк уже поздно ночью. В плену меня, возможно, спасло то, что в военном билете была запись «водитель», а также ранение. Отношение было относительно нормальным. А вот снайперам или зенитчикам повезло гораздо меньше: охранники могли ради забавы вызвать их ночью или рано утром, били, расстреливали из травматического оружия. А уже перед самым освобождением приходил кто-то из их командования и «промывал мозги» о том, что «мы вам братья», а «ваши враги сидят в Киеве, возвращайтесь домой и устраивайте еще один Майдан». 12 сентября 2014 года, когда проходил первый обмен пленными, меня обменяли в формате 36 на 36. Последнего из тех, с кем я попал в плен, отпустили по обмену в декабре 2014-го.

«МЕНЯ ВНУЧКА СПРОСИЛА: «ТЫ МОЖЕШЬ СДЕЛАТЬ ТАК, ЧТОБЫ СЮДА СЕПАРАТИСТЫ НЕ ПРИШЛИ?»

Разведчик Леонид Галь родом из Харькова, который он сам называет «сепарским городом». По возрасту он не попадал под мобилизацию, потому пошел в военко­мат сам. «Меня внучка спросила: «Ты можешь сделать так, чтобы сюда сепаратисты не пришли?». Я только ответил ей: «Есть!» — и сразу пошел в военкомат», — говорит Галь.

Леонида направили служить в 92-ю бригаду ВСУ, которая принимала участие в боевых действиях на территории Луганской области. Галь получил ранение «на той стороне»: он часто пересекал линию фронта в составе разведгруппы и во время одной из таких вылазок был ранен.

— Нас гоняли, как коней, от Станицы Луганской до Трехизбенки. В группе вместе с водителем и человеком на пулеметной башне нас было девять человек. Собирали данные, работали против ДРГ. Беспилотников тогда у нас не было. Только первый испытывали и «подарили» сепарам: айдаровцы забыли зарядить батарейки, и он приземлился ровно на чужую территорию.

Денис Мерзликин — командир 2-го батальона 93-й бригады, кадровый офицер. Он уволился из армии в 2008-м, но после начала боевых действий на востоке вернулся в ряды ВСУ. «Я сам пришел в военкомат. Сказал, что они, наверное, про меня забыли. А жене — что они сами прислали повестку», — вспоминает Мерзликин.

В Литве Денис проходит реабилитацию уже после второго ранения. Первое он получил еще в 2014-м, второе — год спустя. «После первого ранения я приехал домой, отдал маме бронежилет, попросил постирать. Она обратила внимание на то, что он разорван, из воротника торчал осколок. А я даже не заметил», — рассказал Мерзликин. Второе ранение оказалось более серьезным: неудачно заехал на минное поле во время рекогносцировки.

Мерзликин вспоминает, как за два года боевых действий менялась украинская армия:

— Когда мы впервые зашли в Пески — 24 июля 2014-го, по нам сразу полетели мины из «васильков». Комбат запросил в штабе огневую поддержку, а на вопрос, куда, собст­­венно, стрелять, ответил: «Да куда-нибудь». Сейчас, конечно, такого не встретишь: артиллерия научилась стрелять, а остальные войска научились с ней взаимодейст­вовать. Осенью 2014-го мы вышли на ротацию и стояли на построении, как партизаны — кто в чем. Я в гражданской куртке был.

Мерзликин добавил, что на войне ему очень пригодились знания, полученные в военной академии.

— Не все знают, что из танка можно стрелять на дальние дистанции, как из артиллерии. Однажды разведчики нам слили информацию, что россияне завезли в Донецкую область курсантов-артиллеристов поучиться стрелять. Мы с товарищем сели, вспомнили, чему нас учили в военном инс­титуте, даже консультироваться преподавателям звонили, и рассчитали, как из танка с закрытых огневых позиций до них достать. В итоге мы из трех танков стреляли на девять километров. Там очень серьезный кипиш был. Все эти «гиви» из «эфира» сразу пропали, звучал один чистый русский с характерным московским акцентом.

«В БАЛЕТ МЕНЯ, КОНЕЧНО, НЕ ВОЗЬМУТ, ТАК ЧТО ВЕРНУСЬ И СНОВА БУДУ ВОЕВАТЬ»

После выздоровления Денис намерен снова вернуться на войну.

— Уволившись из армии, я успешно работал в крупных компаниях, а когда все началось, решил посвятить себя армии, в академию записался, дослужился до комбата, потом думал дальше по военной карьерной лестнице продвигаться, но не повезло с ранением. В балет меня, конечно, не возьмут, так что вернусь и снова буду воевать.

Солдат-контрактник Дмитрий Черепов, который был снайпером в 3-м специальном полку ГУР Минобороны Украины и получил ранение в районе Авдеевки, после реабилитации также планирует вернуться на фронт.

— Нам поставили задачу провести разведку участка в районе Ясиноватской развязки. Сначала запустили коптер, а затем вышли двумя группами вместе с саперами, чтобы расчистить дорогу. Одна пара снайперов провела ребят до железки, присмотрела за ними и вернулась. Затем мы узнали, что вторая группа не пришла, и выдвинулись им навстречу. Надо было менять позицию, а вокруг — минное поле. Командир подгруппы сошел чуть в сторону — искал место, где мы могли бы залечь, и не заметил растяжку ОЗМ-72 (противопехотная осколочная мина). Он скончался на месте. Мне два осколка попали в ногу и один — в грудь, а напарнику — 12 осколков только в тело. Автомат и снаряжение полностью разворотило, но повезло — остался жив. Хорошо, что не потеряли сознание: смогли сами себе оказать помощь, наложили жгуты, вызвали подмогу по рации. Мы думали, что нас вот-вот придут добивать, но помощь подоспела и нас эвакуировали.

После встречи Рамунас отвез меня на автовокзал. Я поблагодарил его за прием и за все, что он делает для украинских солдат. «Мы помним, как в январе 1991-го, когда Литва восстала против СССР, украинцы приехали нас поддержать. Сейчас настало время отдавать долги», — отвечает мне Рамунас, и мы прощаемся.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter